Беркут качнул головой и улыбнулся едва, вспоминая.
Бедняга Финист, все мерзнет, и взгляд у него, как у раненого зверя. Да и понятно уж, отчего. Жизнь многолика и судьба непостоянна, будто младая дева – и кому-то не оказывает своей милости. Сложно было до сих пор понимать, что замечательной, доброй Мейвы нет, и остался только какой-то мутный, призрачный силуэт, забывается ее голос и весь ее вид.
Константин положил ногу на ногу, поглядел в кружку с темным, терпким вином и ответил так.
- Я, конечно, не видел ничего смешного в насмешках моих коллег надо мной – и не надо мной столько, сколько над моими уверениями. Мол, больно я правилам верен, слишком мораль ценю, да и “заклевать” каждого, кто несправедливость совершил, мог некогда. Оттого, наверное, и прозвали птичьим именем, хотя, до конца я так и не смог понять, а кличка привязалась уже, и слава Лону, что хоть бы не обидная. Теперь уж и сам представляюсь Беркутом, не вижу ничего в этом особого.
На самом деле, Константин всегда был равнодушен к тому, что могли бы судачить о нем другие служители Ордена. Пока они не изъявляли желания пообщаться с Беркутом лично и не сообщить ему все, что о нем думают в данных кругах, Гейрт предпочитал думать, что это все его едва ли касается.
Константин умолк и отпил немного глинтвейна – тепло тотчас разлилось по телу, почувствовалась легкая сонливость;  Беркут любил проводить вечере подобным образом – в покое, глядя на желтоватые отблески огня в камине, побеседовать о чем-то, не имеющим особого значения, с одним-двумя друзьями.
Правда, не нашлось бы у него и двух друзей.
Не стоит думать, что Беркут страдал от этого. Ему было достаточно редких, но долгих разговоров с этим старым магом  - и лишь изредка теперь Константин касался того, как Финист потерял все, что имел, и как от сего он до сих пор не держит, видимо, гнева на себя.
Так казалось Гейрту, по крайней мере.
Он взял трубку, что лежала на столике рядом с креслом, набил ее табаком, глянул на Финиста, прежде чем закурить – хотя, конечно, он уже не раз спрашивал друга, не против ли он дыму в комнате - и начал возиться с огнивом, попутно задавая вопрос.
- А ты мне расскажи, Финист, каковы твои дела в последнее время? Мне казалось, ты как-то рассказывал о неизвестных мне исследованиях в области магии – как они продвигаются?
Беркут не был настолько любопытен, и ему не хотелось, чтобы маг сейчас рассказал бы больше, чем хотел. В разговоре Константин изредка давил на людей – разве что на тех, кто нарушал установленную справедливость и был гадлив по сути своей.

Константин бросил на Финиста усталый взгляд, на лице проскользнуло что-то неопределенное, едва ли похожее на раздражение. Да, он долго думал над тем, как рассудила их судьба.
Лон Всемогущий, да чтобы он знал, как потом будет относиться к магам – тогда даже бы и не заговорил с Фином, правда. Общение с ним доставляло множество неудобств – не знаешь ведь, когда к тебе зайдут “коллеги” поздороваться. Там уж и не отвертишься.
Но, так или иначе, он – друг Гейрта.
И пусть он гребаный маг, но с ним можно ведь поговорить о чем-то еще, кроме как о работе, о том, что нужно сделать с непокорной Гийей и, наконец, о религии. К сожалению, другие собеседники Беркута предпочитали, как правило, одну из этих тем – как будто ничего в мире больше не существует, кроме этих глобальных проблем и страстей.
Опять эти игры!
Пространные размышления Беркута оборвались на том, что табак в трубке вспыхнул, чуть не опалив самого Константина; он вскинул брови и чуть не выронил трубку, но достаточно быстро взял себя в руки и сохранил, в принципе, серьезное выражение лица. Ну зачем, зачем так делать? Применять свою магию где попало? Беркут всегда очень серьезно относился к этому и не понимал, как Финист мог применять свои способности в бытовых целях.
- Послушай, если мне понадобится твоя помощь в том, чтобы поджечь что-нибудь или себя, я обязательно попрошу. Так или иначе, спасибо.
Он не мог не поблагодарить – так уж был устроен, с самого детства. Затянулся, выпустил сизый клуб дыма и как-то на него обратил куда больше внимания, чем на своего собеседника. У Финиста уже начал заплетаться язык, похоже, тогда как Беркут просто сидел с легким туманом в голове. Разморило от тепла, наверное.
Да, рассказ об исследованиях – очень интересно.
Нет, ложь.
На самом деле, Беркут просто не придумал ничего другого, и не очень хотел рассказывать что-то про себя – даром, что ничего особого в его жизни не происходило, только хотелось поскорее вернуться в Витерион. Там его ждали – и не могло быть по-другому, Константин хотел поверить на слово.
Правда, письма от нее перестали приходить.
Нет, не забыла, может, адрес не тот или не доходят – больно расстояние велико. Или, или… Да что угодно еще, но Константина грела надежда, что он обязательно еще увидится с ней.
Так, нужно было вернуться к тому, что говорил Финист. Беркут хотел честно выслушать его, но как-то опять ушел в себя и пропустил половину невнятного итак рассказа. Теперь он, опираясь только на последнее предложение, попытался продолжить разговор.
- Ты… Говоришь, прогресс? Сколько ты занимаешься уже этим, вообще? Впервые вижу, чтобы ты был настолько терпелив... Я про то, что... тебя обычно надолго не хватает.
Константин усмехнулся, поглядел задумчиво на стакан, отпил еще. Да, с Финистом он точно и скурится, и сопьется, вот жалость-то будет. Кто же кроме него покажет людям, что на свете есть справедливость?
А разве она есть в том, чтобы делить общество на тех, у кого есть права, и на тех, у кого их быть не может только потому, что у них другие интересы и другие способности? По кодексу Ордена Константин, в лучшем случае, должен был бы прогнать Финиста, а в более вероятном – сдать в руки внутреннего круга.
Убить.
Нет, нельзя думать об этом. Без Ордена воцарился бы хаос, маги ощутили бы всю силу и простому человеку пришлось куда тяжелее – тому, что ни колдовать, ни махать мечом не может. Лучше сдерживать это чародейство, больно оно опасно.
Финист никогда не выглядел опасным в глазах Беркута – не очень сдержанным, может быть, или не всегда действующим по законам морали – но не опасным. Только бы все маги были бы такими, о Лон. Тогда в жизни было бы на одну большую проблему меньше.

Константин покачал головой, дивясь театральности друга. Поначалу все выглядело “похожим на драматизм”, однако что-то внезапно изменилось в тоне мага и во взгляде Беркута исчез саркастический огонек.
Гейрт не перебивал и не сказал ни слова, пока Финист не закончил свой вынужденный монолог; изредка только выпускал синеватые кольца и отпивал из кружки. Как-то сквозь хмель и тепло слова были восприняты не сразу, и некоторое время Константин все так же был ровен и спокоен.
Минута.
Беркут отвел взгляд на огонь, однако можно было заметить, как глаза его потемнели и губы сжались в тонкую линию; вздохнул, потом совсем негромко переспросил.
- То есть, твоя идея фикс – вернуть Мейву? Где бы она ни была?
До Гейрта потихоньку доходил смысл сказанных магом слов, и, по крайней мере, это было неприятно. То есть, напрямую ничего не было сказано, но Константин все решил трактовать именно так, как бы то ни было.
В конце концов, он был вынужден начать разбираться в магии в принципе – в ее видах, включая запрещенные.Проклятия… Ну, или Магию Крови, например. Там, вроде, и человека можно оживить, если очень постараться и при этом не потерять оставшийся разум. И если Финист лелеет надежду вернуть себе то, что было отнято у него не по праву, не по справедливости – это, конечно, похвально, но как далеко можно зайти в исполнении этого желания?
Гейрт прекрасно знал своего друга – или же ему казалось так. Насколько ему удавалось вспомнить, если маг загорался какой-нибудь идеей, то ему хватало энтузиазма на ее исполнение. Как тогда, когда с помощью Беркута ему удалось… скажем, познакомиться с Мейвой.
О Лон Всемогущий, все крутится вокруг одной и той же темы.
Беркут поставил кружку на столик рядом с креслом и устало потер виски, сожмурившись. Что же, черт подери, этот Финист говорит. В конце концов, это такие глупости, он ведь знает, где остановиться – правда, ему известен предел, он может здраво рассудить свои возможности… Мог.
- Финист, всегда ли ты бываешь честен так же, как я? Я не хочу неправильно истолковать твои слова, так что, будь добр, объяснись.
В словах почудилась некая нотка раздражения, может, даже, какой-то глупой, детской обиды. Константин чаще ложь ощущал в чужих словах, но не мог бы никогда принять того, что Финист обманывал его долгое время. То есть, сколько прошло с того момента, как они впервые увидались в Гийе?
Ладно, этого вполне достаточно.
С другой стороны, Финист – не дурак совсем. А Беркут – некогда достаточно успешен был в исполнении своих обязанностей как убийцы Ордена. Убийцы – звучало всегда глупо для Константина, он не мог понять, почему его должность называется именно так. Он же, черт возьми, не наемник какой-то, он помогает Ордену восстанавливать справедливость.
Правильно ведь?

Беркут весьма заметно напрягся, когда Финист повысил голос. О, ну вот, опять правдолюбие не сослужило Константину хорошую службу – сейчас-то его пьяноватый друг- данир и прижарит к креслу, и с трубкой вместе, и с кружкой, и с честью и достоинством.
Обычному человеку в бою против мага помогала разве что неожиданность – и то изредка. И все же, по каким-то причинам Ордену удавалось сеять страх среди, как их называл сам Беркут, “чудесников”, и было, значит, что-то такое, что любого данира пересилит. Ну, то есть, если это конечно не какая-нибудь крупная шишка.
Секрет Ордена был удивительно прост – они, как и Империя в принципе, не связывалась с Линдом, поскольку то было слишком уж древнее и крупное королевство; а потому Орден не имел никаких отношений – почти – с Советом, и с его магами, естественно, обладающими выдающимся талантом жарить, варить и парить людей.
Проще было бы просто сказать, что Финист был слишком крупной рыбешкой для орденцев.
Ладно, ладно, ладно.
Говоришь, дает? Что, интересно, может дать магия крови? Многие сбившиеся с пути маги искали в ней власть над живыми и мертвыми, осознание бытия, могущество… Но тут все куда прозаичнее, и, вместе с тем, ужаснее.
Ничего нет хуже желания, которому так или иначе сбыться не суждено – по крайней мере, так понимал это Константин, ибо он не верил в то, что магия поможет вернуть прошлое без потерь и искажений.
Константин повернулся на Финиста и заглянул в его усталые глаза, скрещивая пальцы в подобие “домика” на груди.
- Ты… Ты правда веришь в это? Ты думаешь, магия крови не только забирает все, что у тебя еще осталось?
Негромко спросил Беркут, и лицо его стало внимательным и сосредоточенным. Он, нарушая все правила организации, в которой находится, уже несколько дней – или, лучше сказать, недель! – укрывает мага крови в своем собственном доме.
Что же ты наделал, Фин?
Гейрт испустил достаточно невеселый смешок. Затем встал, и с удивительно подавленным теперь видом продолжил – глядя непонимающе и с сожалением на друга,
- Послушай, Финист… Возможно, легче было бы продолжить жить дальше, не пытаясь вернуть прошлое, которое для тебя уже стало иллюзией? То есть, я имею ввиду, мне не совсем понять тебя, но зачем ты истязаешь себя? Мейвы нет, и ее не будет даже если ты постигнешь высоты в этой магии.
В голове его билось теперь уже совсем немного мыслей. Первой была та, что советовала Гейрту попытаться хоть как-то раскрыть глаза другу на правду, заставить его перестать заниматься этой гребаной проклятой магией; вторая предлагала сдать его Ордену, и в таком случае Константин бы не изменил ни одному из свих принципов, а значит, спал бы более или менее спокойно; третья, и, пожалуй, самая разумная предполагала, что сейчас Гейрт мягко выставит мага за порог и более его не увидит, умоет руки, так сказать.
Константин тихонько попросил Лона, дабы тот избавил его от этого выбора.
Ну, можно попытаться сделать что-то еще. Правда, Гейрту было достаточно сложно придумать это “что-то”.