По большой аудитории Дворца Мудрости в Дэрисе, залитой солнечным светом, проникающим внутрь через распахнутые окна на восточной стене, разносилась барабанной дробью сложная скороговорка пространных речей – профессор Гверн Касал читал свою лекцию. И единственным звуком, стоящим в зале, кроме звука его голоса, был скрип перьев по пергаментным листам. Многочисленные студенты, расположившиеся на расставленных полукругом перед кафедрой лектора деревянных скамьях, прислушиваясь, ловили каждое его слово, делая записи и пометы.
Сегодня многоуважаемый профессор вел разговор о политике. Размашисто жестикулируя, регулярно поправляя сползающее с носа пенсне, в котором играли лучки солнца, он пламенно вещал:
- …Дело Империи, как государства просвещённого, далекого от мистицизма и волшебных заблуждений, построенного на науке и технике, нести знание и культуру нового мира, нового мышления туда, где её заглушает магический шум,  - при этих словах профессор, весь подавшийся вперед и ставший похожим на натянутую струну, вскинул вперед руку, абстрактно указывая за спины студентов. Те, действуя машинально, обернулись, но увидев лишь стену, покрытую затейливой мозаикой, тут же обратили взоры обратно к не прекратившему своей речи профессору.
Старый ученый, казалось бы, разгорячился настолько, что способен был прожечь дыры в собственных башмаках. Одна прядь его седых волос, выбившись из аккуратной прически, упала на высокий умный лоб. Он небрежным жестом поправил её, но она вновь непокорно вернулась обратно. Продолжая сражаться с непослушной челкой, Гверн Касал, однако, по-прежнему не прерываясь говорил:
- Однако сегодня мы не видим просвещённого движения вперед – восхваляемого нами прогресса – мы не видим стремления к просвещению. То, что мы наблюдаем, является результатом верховенства военной клики над законом и порядком, – мотнув головой, он с силой в голосе добавил, – Над здравомыслием, в конце концов, – и продолжил. – Тогда как Императорская власть должна выступать светочем, путеводной звездой, если угодно, под воздействием своих генералов, что используют войну для увеличения потока чинов и орденов, текущих к ним, она превращается в угнетателя. Тюрьма народов, вот наша судьба, если и далее следовать избранным путём. А должно быть что? Должен быть, выражаясь метафорически, хрустальный град, где нет места нечистоплотности помыслов и дел, где всё прозрачно и доступно к постижению! – при этих словах профессор с силой ударил кулаком по своей кафедре, и многозначительно воздел вверх перст правой руки. – Посмотрите, что стало с Гийей. Захваченное королевство прошло через оказавшийся губительным для него процесс империализации, утратив всю самобытность и естественную свою красоту. Вместо того чтобы сохранить её, но представить в новом свете, в свете научного знания, достижений витерионской культуры, наши лидеры предпочли разрушить уникальный памятник, и возвести на его месте уже знакомое нам, сложенное по старому шаблону здание, совершенно сухое и неинтересное. Что останется от него нашим потомкам, кроме напоминания о нашей негуманности? Ровным счетом ничего!
Речь профессора не прерывалась ни на мгновение. Но от внимания его не утаилось, что слушателей в аудитории прибавилось. Осторожно приоткрыв дверь, внутрь аудитории проскользнули три человека. Одежды их и благочестивые мины на лицах явно свидетельствовали, что храм науки почтили своим присутствием представители Ордена.
Профессор Касал, однако, ничуть не смутившись незваных гостей, продолжил свою лекцию. И даже ещё более распалился:
- Вы спросите меня, что же делать, ведь мы, все мы, простые смертные, и исключительно ничего не решаем. Империя, скажете вы, стоит на незыблемых основах, её машина огромна и неповоротлива, она просто не услышит голосов, взывающих к ней. Но вы не правы! Да, все это есть, и осложняет общение народа с властью. Но реформация никогда не бывает простой. Хотя всегда необходима, иначе мы получаем застой, разброд и шатание. Если Государство не слышит одного, то оно слышит многих, и будет вынуждено прислушаться. Другой скажет, – пренебрежительно взмахнул рукой ученый, - что это мятежные речи. Но разве мятежны помыслы и стремления защитить наше государство в единстве, в коем оно ещё пребывает сегодня. Иногда лидер, стремясь к своей цели, не видит, что ведёт свой народ по ложному пути. И тогда дело народа – указать ему на его ошибки, помочь вернуться к верной дороге. Пусть она, зачастую, сложнее и ухабистее той, по которой он шел до того…