1. Имя, фамилия: Хейворд Ризенборг.
2. Возраст персонажа/Дата рождения. 26 лет
3. Раса: человек
4. Род деятельности: ушкуйник
5. Внешность: Рост средний, телосложение крепкое, атлетическое, что неудивительно, учитывая, что Хейворд в свое время уделил немало времени гребле. Глаза светлые, серо-голубые. Волосы светлые, льняные, волнисты, когда отрастают чуть ниже плеч, Хейворд их подрезает. Усов и бороды не носит, раз в несколько дней бреется. Щетинка, которая успевает за эти несколько дней отрасти, рыжеватого цвета. В связи с походным образом жизни, в копне его длинных волос всегда можно обнаружить пару-тройку вошек или гнид. Впрочем, если бы Хейворд тщательно не боролся с этими паразитами, дело обстояло бы значительно хуже. Брови высокие, вразлет, изящной формы. Глаза сидят глубоко, надбровные дуги чуть сильнее, чем у большинства людей выдаются вперед. Уши большеваты, подбородок с ямочкой. Узкие губы, имеет привычку упрямо сжимать. Лицо, верхняя половина лица и ноги до колен загорелые дочерна. Как-то раз он парировал очень сильный удар щитом, и сломал локтевой сустав. Перелом сросся неправильно, и теперь у Хейворда чуть изогнутая левая рука, очень сильный боковой удар слева, способность предчувствовать дождь и снег за день-два до их прихода и сильные боли во время оных. Иногда побаливает голова, спасибо тому, что несколько раз спас его шлем. В районе правой ключицы треугольный шрам — туда как-то раз вонзился вражеский дротик. Ладони Хейворда шершавы чуть более, чем наждак. Кожа на лице и туловище обветренная. Голос обычно негромкий, но с такой доле уверенности и, пожалуй, с примесью агрессии, что как-то получается такое впечатление, что Хейворд кричит, когда он вовсе и не кричал. В целом немногословен, чуть скуповат на слова.
6. Характер: Хейворд весьма самоуверен, что, с одной стороны, рождает оптимиста и смелые замыслы, с другой стороны, нередко приводит к недооценке опасности. Легко решается на применение насилия и не боится его применять, но к внешне немотивированному насилию не склонен. Людям предан. До сих пор очень хочет походить на отца, однако не осознает этого желания. Способен быстро и гибко менять линию поведения, а также переть, как взбешенный бык, до упора. Нельзя сказать про Хейворда, что он бесстрашен, но можно сказать, что он способен обуздать свой страх. Самообладание довольно высокое, редко открыто выказывает эмоции и не любит этого. Весьма высокая стрессоустойчивость. С людьми открыт, хотя и самодостаточен. То есть он не нуждается в интенсивном или экстенсивном, не важно, общении, но и не избегает его, комфортно чувствует себя в различных компаниях. Поведения на людях придерживается простого, даже чуть грубоватого, но уважительного. То есть, выходя кое-где за рамки норм вежливости, при этом сохраняет за собеседником впечатление уважительного к нему со стороны Хейворда уважения. В бою, в широком смысле слова, испытывает холодную ярость к противнику.
Недостатки, как известно, являются продолжением достоинств. Склонность к насилию ведет к тому, что зачастую иные способы решения проблемы, может быть, более эффективные выпадают из поля зрения Хейворда. Привязанность к людям рождает чувство ответственности за жизнь каждого члена команды, и влечет за собой тяжелые переживания в случае гибели кого-нибудь. Высокая стрессоустойчивость не снимает на самом деле последствия стрессов, нервная усталость накапливается, и рано или поздно психика человека все равно не выдерживает, и человек срывается. Но чем дольше терпит, чем дольше копится весь этот эмоциональный груз, тем мощнее будет взрыв. Подавление эмоций тоже ведь ничем хорошим не является. Подавленное желание - это невроз, а чем чревато избыточное количество неврозов пояснять, наверное, не надо. В последнее время, кстати, Хейворд стал за собой замечать, что стал чуточку многовато выпивать.
Несмотря на то, что, в целом, Хейворд доволен своим разбойным житьем-бытьем, но все же мыслит он себя не ушкуйником, но князем. И если уж князем ему и не быть, то и всю жизнь заниматься речным пиратством он тоже не рвется. Во-первых, если он преждевременно погибнет - то род Ризенборгов прервется, а это имеет для него значение. Во-вторых, такой образ жизни не позволяет завести нормальную, полноценную семью, а Хейворд хотел бы кучу детишек, которые бы бегали вокруг него с криком: "Папа! Папа". В-третьих, все это ушкуйничество хорошо, когда ты молод. А что делать в старости? Хейворд повидался портовых алкашей, живущих грязной поденной работой и попрошайничеством. А в молодости все были лихими рубаками, твердыми, как кремень. Все это Хейворд от себя пока гонит, ибо не знает, как эти проблемы можно решить. Но от самого себя не убежать, и Хейворд в глубине души, как ни таи он это от самого себя, боится смерти, а еще пуще боится он так и проваландаться всю жизнь разбойником, не имея ни кола, ни двора, ничего за душой.
7. Биография:
За Громовыми полямии, где берет свое начало полноводная Амиль, высятся Ледяные горы, средь крутосклонных пиков которых гуляет и буйствует, с воем и лихим посвистом, хладный северный ветер, проверяя долгими зимними ночами на прочность своих суровых воспитанников, суровых жителей Северных земель. «Как вы, мои златовласые горцы, - спрашивает он, бросая пригоршни снега в окна, заглядывая в печные трубы, пробираясь ледяными пальцами под воротник запоздалого путника, - не слишком ли весело гуляли коротким летом, успели ли вы запастись вяленым мясом да насолить грибов и ягод для долгой зимы? Не слишком ли вас разнежили долгие летние дни, когда солнце не спешит скрываться за вершинами горных хребтов, не затрещат ли теперь ваши косточки, когда лед сковал даже бурлящие горные реки? Да уж не стали вы похожи на соседей своих, прихотливых подданных линдского короля, что боятся стужи, как кот воды, и только маги их, гонимые тоской по утерянному, как болью зубной, решаются навещать мои владения?».
Молчат плечистые мужи Севера, молчат крутонравые жены их, лишь к огню поближе подсаживаются, да прижмутся, уже засыпая, покрепче друг к другу под шерстяным одеялом.
Много чего могли бы ответить они пастуху туч и облаков, и то, что не первый год в Северных землях и успели повидать зимы и посерьезнее этой, и то, что сызмальства закалка у них, не хуже, чем у топора гномьей выделки, и то, что с малых годов их снежными волками пугают, а эти звери пострашнее любых ураганов будут, но немногословны обитатели Ледяных гор, дети яростной вьюги и прозрачного льда. Не принято здесь слова и стрелы ради забавы тратить, потому как балагуры и шутники, кто рот часто открывает да зубы скалит, умирает потом в горячке, оттого, что застудил зимний мороз горло весельчака и пустомели, свил гнездышко холода в легких и даже самый искусный алхимик уже не спасет бедолагу. Так вот и живут в Северных землях одни молчуны, не сильно уважающие долгую беседу и острую шутку, но превыше Нерис чтят они свободу и гордость, ибо нет среди скудных гор у них ничего, кроме свободы и гордости. И даже женщины их пышногрудые горды и независимы, не уступая своим коренастым мужьям, и даже князья их беднее, чем средней руки купец из Левиниса.
И из всех князей самый бедный князь - это князь клана Ризенборгов. И клан Ризенборгов, как водится, самый гордый и свободолюбивый из всех кланов. Близ Громовых полей, на самом отшибе Ледяных гор, на нешироком плато, в стороне от основных дорог стоит родовой замок Ризенборгов, «Каменный страж». Некогда пролегала через это плато единственная дорога в Ледяные горы и, стоя на южных отрогах их, был «Каменный страж» - стражем Северных земель, и щедро платили волшебники Линда за разрешение пройти к сердцу Ледяных гор, где аж воздух трещит от избытка магии, как толстый наст под тяжелой походкой. Процветал тогда клан Ризенборгов. Но много раз таял по весне снег с тех пор, и разведали новые безопасные пути-дороги, а минералами здешняя местность не была богата, и стал клан Ризенборгов хиреть да чахнуть, и только «Каменный страж» своим внушительным великолепием напоминал Ризенборгам о былых роскошных годах.
А нынче и замок опустел и забыл о разгульных пирах, что устраивала тут многолюдная в древности дружина Ризенборгов. И дружина уже не мечами добротными, а все больше топорами да булавами вооружена. И настойка из маленьких кисловатых ягод, что собирают поздним летом в горах детишки с лукошами, налита в кубок Йорда, хозяина замка, а не то выдержанное, волшебное вино, что привозили из Линда его деду, прославленному Красимиру Чернобраду.
Печально становится Йорду, когда вспоминает он о тех временах, что остались лишь в преданиях клана Ризенборгов, и чтобы отвлечься идет он на поиски своего первенца, единственного сына своего, - еще две дочки были, - Хейворда. Хейворд где-то носится, с ветром взапуски играя, как и подобает мальцу 8 лет от роду. Соберет вокруг себя ватагу таких же детишек, он верховодит у них, князь все-таки, да отправятся то по пещерам лазать, то по горам бегать, пастухам овец пасти помогать. Если зима — то снеговика вылепят или крепость снежную выстроят, если лето — в ручьях небольших купаться. Запрыгнут в воду ледяную, да обратно тут же, как из кипятка. В горных ручьях особо-то не намоешься, чуть теплее льда ручьи эти. Ну и по ягоды, грибы, конечно. Эх, хороша жизнь княжича, пока князю восемь лет всего.
Привольно жилось Хейворду, весело. О матери он уже потихоньку позабыл, хотя когда она померла два года назад, долго места себе найти не мог. Бывали так играет, играет малыш, и забудется, и пойдет к матери, а потом на полдороге вспомнит, что матери нет, и слезы сами собой из глаз лезут — еле успеваешь до какого-нибудь угла потемнее добежать, чтобы никто не видел, как плачет. Но постепенно, конечно, привык к ее отсутствию. Две сестренки было, одна на два года младше, другая на четыре. Мог бы еще брат младший быть, но мать, - вот бывают же бабы дуры, - заспала маленького. Йорд тогда крепко на Фриду, так жену его звали, обиделся. Понятное дело, первого заспать. В первый раз-то и козу подоить не получится. У Йорда по крайней мере не получилось. Хотя и коза покладистая попалась, но все равно же живая скотина, чуть посильнее за сосок дернешь — так она либо взбрыкнет, либо подскочит, либо еще чего удумает. Потом уже со второго-третьего раза приладился. Ну так и с детьми, первого часто матери засыпают, второго случается. Но эта ведь четвертого заспала. Так и ходила Фрида с тех пор щербатая, осерчал Йорд. Но он, конечно, очень любил ее, красивая была женщина. Он так и не женился, и потом не женится. Пятого вынашивала, да он, видимо, такой же непоседливый, как Хейворд был, раньше срока пошел, да еще так развернулся неудачно, повитуха сказывала. И сам не уродился в итоге, и мать за собой утянул.
Так и бегали по замку и окрестностям втроем лишь Хейворд, да две сестренки, Роза и Аурелия.
Когда отец славу воинскую добывать ходил, за ними старый Арчи Однорукий присматривал. Хотя это так говорили, конечно, что старый. Просто давно он, все уже привыкли к нему, потому и старый. А так — всего седьмой десяток пошел, в силе еще мужчина. Двух жен уже схоронил, лонись третью взял. Он бы и сам за воинской славой ходил, но, сказано уже, однорукий. Оттяпали ему правую руку где-то, вот и присматривает по увечью своему за замком и уделом, пока Ризенборг в отъезде. И за детьми Йорда приглядывал. Байки разные рассказывал, про походы свои, да и предания Ризенборгов, да песни народа Северных земель пел. Он много разных песен знал. Девчонкам, конечно, не сильно интересно. А вот Хейворд любил старого Арчи послушать вечерами, когда уже набегаешься да набалуешься за день.
Хотя, конечно, не так, как с отцом. Арчи, вроде бы, и рассказывает поинтереснее, и врет побольше, да хоть и врет, но складно. Хотя это уже потом, когда постарше стал Хейворд понимать, где Арчи в историях своих присочиняет, в 8 лет-то каждое слово на веру принимал. Но с отцом вечера проводить лучше было, теплее как-то, душевнее. Просто любил отца Хейворд.
А вот отец Хейворда не то, чтобы не любил, любил, конечно. Но просто большая часть любви, что в сердце его поместиться могла — на Фриду вышла. И даже после смерти ее ничего не изменилось. Покойницу всем сердцем любил Йорд, а детей — уж тем, что останется.
И ждал Хейворд отца во время частых и долгих отлучек его, как ждут, устав от долгой зимы, в Ледяных горах того, как покажутся в низком небе, вытянувшись веретеном, возвращающиеся домой, к побережьям Белых вод, караваны ссутулившихся в полете гагар, что приносят весну на своих маленьких крыльях. Они возвращались домой, в «Каменный страж», отряд в 40-50 воинов во главе с князем, погоняя навьюченных мохнатых верблюдов, с отросшими волосами, заросшие, завшивленные, усталые и радостные. Челядь разгружала хабар. Дорогая утварь, ткани, старые вина, искусные мечи, кожи, минералы, всякая дешевая мелочь, глиняная посуда, простые орудия труда немудреной выделки, кои либо раздавались, если уж совсем простецкие, либо недорого продавались овцепасам да ремесленникам. Топоры да платы, кувшины и одежду, артефакты и зелья дружинники оставляли себе, своим семьям, дарили женам, дочерям и девкам украшения. Потом баня, потом пир, где делили деньги и драгоценности. Потом жены витязей уходили с торговыми караванами в столицу Ледяных гор, Эсто, где будут отчаянно торговаться на рынке за каждый платок и каждую медную ступку. Мужья отдыхали, залечивали раны и болячки, отсыпались и отъедались. Потом женщины возвращались, и воины снова уходили в походы.
Хейворд знал, что в 14 лет, и отец ему обещал, и Арчи предрекал не раз, и его возьмут туда, где можно стяжать воинскую славу. Он гордился тем, что его отец славный воин. Ребенок еще не знал, что прочие князья не восхищаются прославленным витязем, а скорее презирают Йорда как разбойника и бандита. Ну что ж, отца Йорда презирали как голь и нищебродину.
Ризенборгам не привыкать, лишь стискивать зубы, когда их «забывают» позвать на очередной сход князей Ледяных гор, да быть готовым сразу же ответить на малейшее оскорбление чести, в тех случаях, когда позвать не «забудут».
Сыну Йорд уделял меньше внимания, чем хотелось бы Хейворду, но он все равно восхищался мужественным воином и рачительный феодалом, коим считал отца. Однорукий Арчи частенько подмечал, что Хейворд, сам того не замечая, копирует жесты, походку Йорда, его манеру говорить, негромко, малословно, но как-то значительно.
Ну а пока дружина «Каменного стража» пропадала в своих походах, дети покинувших родные пенаты воинов, играли... в своих отцов. Под руководством Однорукого, вырезали себе деревянные топоры, мечи и щиты, маленькие луки, и отчаянно рубились всей ватагой в несколько десятков отроков, то между собой, то сражаясь с прочими сверстниками. Арчи обучал ребятишек владению оружием и щитом, метанию легких дротиков, потом, когда подросли и стали посильнее, прочего древко-метательного оружия, стрельбе. Не так часто, конечно, как хотелось бы Хейворду и его друзьям, но время от времени занимался. Глаза Арчи в такие моменты загорались. Руку он потерял довольно молодым, и нерастраченный боевой пыл молодости все еще таился внутри, приглушенный и придавленный, но все еще живой. И юные года свои вспоминал, опять-таки, наблюдая за потешными баталиями хейвордской ватаги. Память же обычно затемняет неприятные воспоминания, оставляя лишь хорошее ярким. Так и Арчи, помнил и старых друзьях, о сладком вкусе победы, но редко вспоминал о том, как потерял руку, как до кровавых мозолей стирал ладони жестким веслом, как невыносимо хотелось порою домой.
В 14 лет, как только пришла зима, Хейворд, как и все его погодки, отправился к пещере Без выхода.
О пещере сей ходили легенды и слухи по всем Ледяным горам, ею пугали детей перед сном, ею хвастались перед гостями из других стран, ее воспевали в песнях скальды и менестрели.
Рассказывали ужасные вещи, но, на памяти даже старожилов, а Хейворд всех порасспрашивал об этой пещере, никто навсегда в ней не остался, все возвращались живыми и здоровыми. Попытки исследовать ее предпринимались несколько раз, но, опять же, если верить преданиям и песням. И все заканчивалось одним — герой-исследователь выходил из пещеры, хотя и сам не помнил, как он вернулся к прежнему месту, он всегда был уверен, что назад не возвращался и нашел новый выход.
И вот, 14-летнего Хейворда и всех его погодков мужеска пола, побрили нежные руки жриц Нерис, и в строгом молчании, в сопровождении нескольких прислужниц Богини гор, прошли они пешком к пещере Без выхода, где им предстояло стать мужчинами.
Никто, ни Хейворд, ни товарищи его, не помнил, сколько они скитались по исполненной древней магией пещере. Позднее им сказали, что прошло два дня, с тех пор, как под песни и наговоры жриц вошли они под высокие своды, но ни голода, ни жажды никто из них не чувствовал. Никто и не помнил ничего, Хейворд смутно припоминал чувство животного, скотского страха, неописуемого, безмерного счастья, жгучей, как костер, обиды. Но смутно, очень смутно. И уж никак он не помнил, почему у него появились такие чувства, и что нашептали ему тихие голоса, и какие видения вставали перед ним. Хейворд очнулся перед новым, случайно открытым выходом из пещеры, который выходил, очевидно, на другую сторону горы, оглянувшись, он увидел, что вместе с ним товарищи его по инициации. Вместе они вышли из пещеры, и оказались там же, где и вошли в нее два дня назад.
Родичи и друзья их ожидали новоявленных мужчин, и парни, что прошли инициацию прошлым годом. Рукопашный бой стенка на стенку под исступленные, с плясками и завываниями, литании благодарности Нерис, что пели жрицы — так и завершилось наступление совершеннолетия.
В замке, поутру, Йорд, в нарядном платье, подпоясанный дорогим, не боевым мечом, чью рукоять украшали самоцветы, и лезвие было таким острым, что, казалось, и воду может разрещать, Йорд рассказывал, читая древние летописи и песни, историю древнего, славного и гордого рода Ризенборгов. Узнавал Хейворд то, что раньше слышал лишь урывками из случайно подслушанных разговор взрослых, то, как пришел в упадок чтимый некогда клан, как утеряно было древнее величие. Потом говорил Хейворд о положении дел в Ледяных горах, подробно гутарил о всех кланах Северных земель, да кто чем богат и известен, и кто чем слаб, и кто дружен с Ризенборгами, а с кем которы и раздоры. И про южных соседей, королевство Линд говорил, про графов и герцогов Линдских, да с кем из них Ризенборги торгуют мирно и уважительно, а кто не привечает в своих владениях пришельцев с севера.
А через несколько дней, Хейворд ушел с отцом и дружиною в поход, славу воинскую стяжать.
Приторочил к заднему горбу верблюда тюк с запасными сапогами, кольчугой и всяким малозначимым и немного весящим скарбом. Прицепил лук со стрелами, топор да щит к седлу, обнял растрогавшегося, но виду старавшегося не подавать Арчи, помахал друзьям-товарищам, часть которых, правда, с Хейвордом сейчас ехала бок обок, и, покачиваясь меж двух пушистых и теплых горбов — отправился в путь.
Предвкушение и некоторый страх чувствовал Хейворд. Последнее он, впрочем, гнал прочь, но тот иногда, невзначай возвращался, хотя ненадолго. И не самой смерти боялся Хейворд, а печалило его, что он может ведь погибнуть в бою, сече лютой, так и не познав сладость женщины, так и не проснувшись ни разу в кольце любимых, нежных рук. А предвкушал Хейворд славу. Как-то он был уверен, что в бою может, конечно, погибнуть, но уж вот трусом себя не покажет.
К сожалению, никакой воинской славы Хейворд не снискал в этом походе. Да и как ее сыскать, если боев никаких и не было.
Преодолев Громовые поля, витязи вышли к истокам р. Амиль, прошли вниз по течению, до небольшой рощицы. На поросших тополями берегах обнаружилось речное, парусно-гребное судно, с одном мачтой, вооруженной косым парусом. Пятнадцать пар весел позволяли ушкуйникам не зависеть от воли ветра.
Горцы оказались заправскими речниками.
Речной разбой на Амили не исчезал никогда. По Амили, на всем ее протяжении, ходили купцы, чьи торговые маршруты обрывались лишь уже близ истоков реки, где, в преддверии Громовых полей, начинались малолюдные, пустынные земли. Случалось ушкуйникам нападать и на маленькие прибрежные деревушки, пополнить запасы еды да с девками потешиться. Графы да герцоги, чрез владения которых протекала Амиль, занимались речными разбойниками. Но занимались не так, как хотелось бы того разным торговцам. Феодалам же одна забота — чтобы купцы пошлину платили. Ограбленный купец, естественно, заплатить ничего не сможет. Поэтому бойцам феодала, чаще всего, хватало взять с ушкуйников размер пошлины, и что-то сверху, для себя. Казна пополнилась — а какая разница, от ограбленного или от грабителя казне сюзерена прибыток? И вассалу выгода. А на реке свидетелей нет, никто совершившего сделку с преступниками не выдаст. Конечно, если представитель графской власти слабину в отряде речных пиратов почует, он мог и не удовлетвориться выплатой пошлины и чего-то сверху. Мог и в двойном размере пошлину стребовать. Но тут уж как пойдет, бывало, что и не получалось мирно разойтись бортами. Но редко такое бывало.
А потому и купцы, слишком уж за каждую копейку не цеплялись, старались разойтись с разбойниками мирно, договориться по-хорошему. Поделиться какой-то частью товара или денег — и идти дальше, своей дорогой. Бывало, что некоторые сопротивлялись, конечно. Купеческая жизнь тоже, ведь, не такая уж простая. Закупишь в Саэрлисе товаров заморских — а не пойдет торговля. Скидываешь за бесценок, уже себе в убыток. А ведь и челяди платить надо. Ни лошадей погонять, ни веслом махать забесплатно никто не будет. Вот и берет купец в долг. Закупил-продал, но долг отдать надо. А долг отдал — на что снова закупаться? Снова долг берет. А тут вот Йорд со своей дружиной «на корму» присел. Купец кричит гребцам, чтобы те шибче гребли. А с корабля северян стрела летит. Как предупреждение пока, остановись, дескать, хуже будет. Еще сильнее налегают гребцы торгового судна. Но оно груженое всяким товаром разнообразным, тяжело в воду сидит, чуть не бортами хлебает. А у Йорда лодочка легкая, смоченная поверхность малая, да и идут налегке. Сокращается расстояние. Вторая стрела прилетает, руку кому-то проткнула. Последнее предупреждение, дескать. Ну тут уж сами гребцы, на купца не глядя, решение принимают. Веслами табанят, парус спускают — и плевать им на крики купеческие, жизнь важнее. Так купца лишь пограбят — а случись замятня, всех на корм ракам пустят. Бывали, конечно, такие глуповатые команды, что даже драться решались. Но, во-первых, навыков нет, во-вторых, оружия толкового не водится. Торгаши экономят же на всем, у них ни щитов, ни доспехов отродясь не водится. Да и все остальное — так себе. Ну и куда без доспехов-то против облаченного хотя бы в кольчугу.
Год всего прошел, может, пара, а Хейворд ощутимо заматерел. Греб веслом он наравне со прочими, от этого только Йорд, кормчий да скальд освобождались. А гребец — это гребец, грудь широкая как у моряка, спина крепкая, как у биндюжника, плечи широкие, как у витязя, и ноги выносливые, как и гонца. Вырос и вверх, и вширь. И все приятели его детские, а они почти все той же стезей пошли изменились ощутимо. Вот, сидит справа, Хорди Меченог, а вспомнишь, какой он совсем недавно, казалось был, и подивишься. Вот чуть ли не вчера его дразнили, потому что он «р» не выговаривал, долго ему этот звук не давался. А сейчас поддразни этого здоровяка, пойди — попробуй. Мышцы буграми перекатываются, глаза голубые — как неживые, стылые, словно вода колодезная, такой убьет, и через пять минут забудет даже. А убивать Хорди мог красиво, аккуратно так разрубить мечом, если меч острый, от правого плеча к левому бедру. Хейворд тоже мог, но не в бою, а если приноровиться, примериться — да и жахнуть. А вот у Хорди с ходу получалось, безо всякой подготовки, как глазом моргнуть.
«Неужели и я такой теперь?» - поражался про себя Хейворд, - также поменялся?».
Да, Хейворд, не так точно, но поменялся. В лучшую ли, худшую сторону — трудно сказать, но поменялся.
Молоко на губах повыветрилось под свежим речным бризом, и шкурка попримялась, и ладони огрубели, и врага не боишься, ни девок, ни опытных витязей, ни зверя лесного, ни реки многоводной. Все это повидал Хейворд, спытал, распробовал, раскусил и выплюнул.
Ну так, сын своего отца, а тот завсегда была и умел, и смекалист, и удачлив. В одном лишь Йорду не повезло, угораздило его Ризенборгом родиться. Хотя и то сказать, уж лучше, чем простым крестьянином.
Хейворд рос и креп, сверстники его, с кем еще под руководством Арчи на деревянных мечах бились, росли и крепли. Вровень со старшими встали и в бою и походах. И порешил Йорд сотворить затею одну, увеличить свою флотилию до двух судов, и одно под команду Хейворда отдать. Нашли дуб старый, свалили, выдолбили, выжгли, промаслили, на реку вытащили — не течет. Мачту воткнули, парус закупили в Саэрлисе, весел натесали — и вперед. Сначала только названия надо было кораблям дать. Их же два было теперь, надо было как-то различать. Один назвали «Старый», другой - «Малый». И в две смены принялись славы воинской добиваться. Придет «Старый» с добычей, «Малый» в поход уходит. А команда «Старого» отдыхает. Потом поменяются. И прибытку больше, промысел не останавливается. И сил меньше уходит.
И если Йорд будто родился, чтобы командовать, обо всем помнил, все предвидел, и реагировал быстро и безошибочно. Потому и шли за ним, знали, что к плохому не выведет.
Авторитет Хейворда же больше на детской дружбе с товарищами держался. Уважали и любили его с малых лет, и так и привыкли уважать и любить. Да и сам он воинов своих уважал и любил, и это они ценили.
Но вот зато, к чему, очевидно, талант был у Хейворда — так это к мореходству. Он ведь и на «Старом» в последние дни кормчим был. Чувствовал Хейворд быстро скользящее по воде судно, как будто рулевое весло продолжением Хейворда было. Знал он, когда потравить и насколько, снасти нужно, когда выбрать, безошибочно, по скорости хода ориентируясь, мог сказать, на полную ли команда гребет, или недотягивает, по лени или усталости.
Много раз он шутя, предлагал Йорду наперегонки «Старого» и «Малого» пустить. Всегда Йорд отказывался, и так ясно, говорил он сыну, кто победит. Штормов и вовсе Хейворд не боялся. Там, где Йорд к берегу пристать скажет, Хейворд и глазом не моргнет. Только команды Хейворда выполняй, а он уж судно выведет.
Много куда заходил «Малый» куда «Старый» не отваживался. И до Аэдалиса доходили, по Ливе в Темные воды, а там — от берега, не удаляясь, не спеша, и до эльфийских земель. И к темным эльфам хаживали: волоком до Кипящей, а там также вдоль берега, далеко не уходя — и в залив Мйоринга.
В портах Амели известен стал Хейворд. Река — это не море, здесь на пиратов охоту никто не объявлял. Гильдия торговцев, правда, бухтела, но самой гильдии не до того было, им бы с морскими разобраться. А морская торговля — не речная, там такие деньги крутятся — с ума сойти можно. Потерпят пока речники,не до них сейчас. Конечно, заходить в город с надписью «Я — ушкуйник» - не рекомендовалось, но если не наглеть, да пошлину заплатить, да портовым людям графа подарок и благодарность сделать — тогда можно и торговать. Но это, конечно, если есть чем подарки делать. Тут ведь тоже честь уважить надо у человека графского, стеклянной брошью для жены не отделаешься.
Предложили Хейворду и в «Вольное братство» ступить. Оказывается, была у речных пиратов своя «гильдия», только тайная, конечно. Хейворд отказался. И отец не вступал, хотя мог бы, если б захотел, и сыну не велел.
Красивые вещи они на «Малом» все же делали. Вот, попробуйте представить со стороны, как все это выглядело.
По пятнадцать пар весел с каждой стороны, по одному гребцу на каждом весле. Гребут дружно, слаженно. Тяжелые весла уходят почти без всплеска, две-три брызги, может быть, со всех 30 штук. Дружный рывок, спины откидываются назад, потом и руки, крепко схватившие отшлифованное дерево, прижались к груди. Потом по новой, не задирая лопастей весел вверх, почти касаясь водной поверхности, но не касаясь все же, пронеслись обратно, снова ушли в воду без единой брызги... На корме Хейворд, обнаженный по пояс, загорелый, обветренный, волосы светлые при попутном ветре обвивают лицо с двух сторон. Руки крепко держат рулевое весло, не дают судну с курса сбиться. Рулевое весло оно побольше гребного, видно под смуглой кожей напряжены мышцы кормчего, хоть и не гребет он, лишь иногда чуть поведет весло вправо или влево. Рядом скальд поет ритмично песню о всеми забытых походах, поет для гребцов, они гребут, попадая в такт. Скальдом быть — надо хорошее чувство ритма иметь, не каждому дано.
Мчит «Малый» своих бойцов, проносятся мимо лесистых берегов, вон, вроде бы домики небольшой деревушки за деревьями белеются, а вот — тут берег чуток изгибается, шире река становится, и открывается глазу рыбацкая лодчонка, мирно плывущая по своим делам, что подтверждает — рядом люди.
- Хагс, филонишь же, успеем отдохнуть еще, - перекрывает размеренный голос скальда Хейворд. - Успеем отдохнуть, вот удел графа Рибера проскочим — и отдохнем.
Граф Рибера - «правильный» граф, все бороться с речным разбоем норовит. Люди его, конечно, не такие придурки, все можно договориться, но, тем не менее, лучше побыстрее пройти. Да и к тому же начало похода же, нечем, пока что, откупаться будет.
Уйшкуйники вразнобой, не так слаженно, как гребут, но от души, смачно и с оттягом, начинают ругаться, грязно, зло. Скальд замолчал в растерянности.
Накаркал Хейворд беду. Прошли они поворот, и видно стало две галеры.. Самые настоящие, морские галеры. Здесь на реке и не водилось таких никогда. То есть попадали и на реку галеры, но не с флагами и гербами графа Рибера. Наверное, всерьез этот болван речной разбой искоренить планирует, аж на галеры разорился.
- Что делать, Хейворд? - один вопрос повторяется несколько раз, почти одновременно, разными словами.
Две галеры. На каждой по две мачты. Весел на каждой почти столько, сколько на «Малом», даже поменьше. По 14 штук с каждого борта насчитал Хейворд. Но длинные, гораздо длиннее. А, выходит, что по два гребца на весло. И хотя сидят поглубже галерки-то, но все равно — в два раза больше гребцов, нет шансов уйти. Сражаться? Так, подводных таранов нет, иначе бы у них по ходу судна бурунчик бы небольшой перед носом взбивался. Тараны только надводные, весла врагу ломать. Но на абордаж идти — проще сразу на меч упасть. Их в два раза там больше.
Так что делать, Хейворд?
- Греби! - командует Хейворд. - Греби, да помогут нам Амитиль и Нерис, греби так, чтобы сердце выскочило!!
Ускоряется судно, влево заводит рукоять весла Хейворд, правее берет «Малый». Скальд снова запел, и снова налегают на весла витязи. Некогда спросить, куда правит кормчий, да и воздуха сейчас не хватит на разговоры, гребут, как в последний раз парни. Галеры рвутся наперерез, там тоже сейчас гребцы изнемогают.
Пара минут, мучительных минут проходят в непонятной гонке.
Не зря исходил всю Амиль Хейворд, хорошо он эти берега знает, и ночью соирентируется.
- Хорди, Хагс, близнецы — на парус, - рявкает княжич, грудью налегая на весло, удерживая корабль на курсе. - Остальные — тетивы на луки, кольчуги на тело.
Четверо работают с парусом, прочие — готовят оружие к бою. Одевают тетивы на луки, облачаются в доспехи. Молча, сосредоточенно, без лишних жестов и слов. Только команды Хейворда слышны, сейчас, когда не гребет никто, надо хотя бы за счет паруса хотя бы чуток времени выиграть. Где-то ослабить шкот, где-то натянуть, каждый дуновением ветерка дорожит Хейворд. «Малого» затрясло на волнах — это увесистый камень прилетел с одной галерки. Ну да, на одной носовая надстройка, в таких обычно размещают катапульты. Еще один промах. Ну да, «Малый» не фрегат — попасть нелегко.
Из берега выступают два, будто бы рога, вроде подковы получается. В центре омут — расстояние между «рогами» - как раз по длине «Малого» выходит. Туда-то, очевидно, и метит Хейворд.
Рыбацкая лодочки пытается проскочить перед «Малым». Ясное дело, незадачливый рыбак не хочет оказаться меж трех сражающихся кораблей. Еще б чуть-чуть, и мог успеть, но ударяет его своим носом «Малый», лодочка чуть ли не отлетает от судна, дальше Хейворд не видит, не до того.
Они успели. «Малый» стоит меж двух «рогов». С правого борта — омут, с левого - «междурожие», носом и кормой почти в землю утыкается.
На абордаж теперь только с одной стороны брать можно. Вторая галера внутрь не проникнет, с берега не подбежишь, ибо омут, глубина чуть ли не три роста человеческих. Так что абордажная схватка если и будет, то лишь каждой из галер по очереди, и по 15 на 15 одновременно. Больше 15 воинов с одного борта «Малого», от носа до кормы не разместятся.
Что мог сделать Хейворд — он сделал, численный перевес противника не перестал существовать, он еще скажется, но степень значимости его меньше стала. И да будет милостива к нам Амитиль.
Зорко высматривает Хейворд офицеров галер. Может, найдется знакомый, может, договоримся, да разойдемся бортами. Близятся галеры, не похоже, что они договариваться собрались. Первые стрелы летать начинают. Хейворд приседает на днище, скрывается за прикрепленными к борту щитами. Тучи стрел уже летят во все стороны, первая галера пошла, появился тот смельчак, что решил начать первым. За ней неспешно движется вторая. Ясное дело — вторая прицепится к первой, воины перескочат с одной галеры на другую.
«Их же почти в четыре раза больше, - думает про себя Хейворд. - Ну да будет над нами покровительство Амитиль...
Покровительство Амитиль было над ними. Они победили.
Стоять на таране галеры мокро и не приятно, но это лучше, чем лезть в драку, в которой вероятность умереть сто из ста. Особенно, если у тебя нет оружия, которое не нужно, когда ты ходишь на рыбалку! А лодочка то больше плавать не будет. Та самая лодка, которую так сильно тыкнула галера северян. Ее "капитан" умудрился соскочить и оказался на том самом злосчастном таране. После завершения боя, "капитан", а вернее капитанша, начала карабкаться наверх. Взобравшись на палубу, она огляделась.
- Великолепно! - крикнула девушка на всю галеру, чтобы на нее, наконец, обратили внимание.
- Я конечно понимаю: жажда жизни, горячая кровь, сама иногда подраться не прочь, но кто мне лодку вернет?!
Хейворда два раза приложили по голове палицей. Спас шлем от смерти, но голова звенела и раскалывалась. В запале сечи, на пределе сил он не ощущал ни боли, ни усталости. Но сейчас он уже отходил от боя, расслаблялся, и боль захватывала их всех, всех семерых, кто мог стоять на ногах. Еще девять витязей жили, но получили очень тяжелые ранения.
- Лекарь или травник у вас в деревне есть? - задал вопрос Хейворд вылезшей не пойми откуда пейзанке. Что пейзанка - ясно по одежде, хотя Хейворд лишь на мгновение повернул голову в ее сторону. Он избегал смотреть в глаза даже своим друзьям, настолько безумные, словно в них плескалась смерть вперемешку с ужасом и кровью, были глаза эти. Хейворд подозревал ,что и его не лучше.
- Я одно, он другое, - брякнула девушка, но, слегка поразмыслив, поняла, что лодка сейчас действительно не главное.
- Да, есть, - бросила она, окинув сочувствующим взглядом убитых и еще большим сочувственным раненых. Было видно, что пришлось им не сладко, а за помощь они и за лодку заплатят, еще и сверху накинут.
Хейворд поморщился от возрастающей головной боли, уронил на палубу щит и увесистый, хотя и с укороченной немного рукоятью топор. Дала о себе знать левая рука, на которой был щит, которым парировал Хейворд удары. Щит треснул, а рука ныла так, словно северянин отражал удары ею, а не щитом.
- Хорди, - окрикнул Хейворд своего воина, - слышал? Дойдешь?
Он повернулся к девушке.
- Ты что ли рыбачила тут? - поинтересовался витязь. - Мы тебя зацепили вроде бы. А скажи, молодые, крепкие и не робкие мужи в деревне твоей имеются?
- Зацепили они. Лодка уже на дне покоится и не всплывет, вместе с чертовым рекордным уловом, а парней.. Да сколько хошь, - отозвалась девушка, посмотрев на мужика. - Одни братья мои чего стоят, вдвоем бы обе эти галеры побили, - хвасталась девушка. - Да и кроме них парней полно.
"Чего-то я не о том ее спрашиваю, - подумал княжич. - Не ровен час, люди графские подоспеют".
- А не видела, другие корабли графа вашего мимо деревни не проплывали на днях? Воины его тут не бродят неподалеку? Соврешь - убью.
Он скинул шлем, откинул свободно расспавшиеся волосы с лица. Начал стягивать кольчугу, но прекратил это дело. Правое плечо начинало болеть при попытках поднять руку вверх. Слишком уж много ударов он им сегодня нанес, перетрудил сустав.
"Лекарь хороший не помешал бы. Хоть бы и в ста шагах люди графа были - все равно мы и трех гребков сейчас не сделаем".
- Рискни, - бросила рыбачка, она понимала, что сейчас она их надежда и трогать ее никто не будет, да и характер у нее был такой, угроз она ни от кого не терпела.
- Нет тут воинов графских, ток эти две галеры, - сообщила девушка, как то лениво посмотрев на капитана посудины.
- Хорди, - тот уже стоял рядом, прислонясь к мачте, - возьми кого посвежее для компании, и топай до деревни. Тащи лекаря и трех-четырех мужиков покрепче. Мужикам скажи, что работа на два часа, оплатим, конечно.
Хорди отлепился от мачты, и, кликнув за собой одного из витязей, перелез через борт судна.
Хейворд, превозмогая, стянул все же с себя кольчугу и резко ударил ею дерзкую крестьянку по лицу. Неохота было лишний раз двигаться, но нельзя же позволять всякой шелупони дерзить благородному человеку. Пусть спасибо скажет, что этим ограничился, не до того сейчас.
Девушка даже не пикнула, но очень презрительно посмотрела на мужика, который был на столько нагл, что посмел ударить женщину, еще и кольчугой, еще и по лицу.
- Жаль, что со мной сейчас нет моей сабли, - прошипела она.
Хейворд не расслышал, чего там пробурчала девчонка. Он стянул перчатки, перегнулся через борт и зачерпнул шлемом воды. Выпил чуть ли не одним глотком, сразу же повторил. Потом еще раз. Пить хотелось смертельно. Мокрая от пота рубаха прилипла к груди.
Девушку эту звали Лея Бэроу. Родилась она в этой самой деревне, около которой сейчас находится побитый Хейворд. Она была третьим ребенком и мало того, еще и внебрачным. Отец ее был какой-то морячек-бандит, пират недоделанный и вообще жуткий авантюрист. Мать ее вообще безработная, за нее сыновья пашут, а чуть позже еще и дочь этим делом занялась. Вернемся к папаше Леи, он сбежал, причем очень быстро и очень сразу. Он даже умудрился позабыть свою излюбленную саблю, которую холил и лелеял. Зачем это сказано? Просто сообщаю, что в семье было оружие, и оно было не в ходу до момента двенадцатилетия Леи. Мать подарила ей эту самую шпагу как единственное напоминание о том, что где-то у нее все же есть отец. В деревне даже нашелся один умелец, который умел фехтовать. После долгих уговоров и небольшой платы, дяденька согласился поучить девочку обращаться с оружием и бить врага, а не себя. Лея с детства была боевой девушкой, наверное, в ней говорила кровь папы, который чем только в жизни не занимался, только все это было не законно и опасно. Саблей махать девочка научилась не плохо примерно к шестнадцати годам, тогда и стала выходить на рыбалку самостоятельно, уже без братьев, по очереди ее сопровождавших. На реальные приключения жизнь Леи богата не была, самое интересное событие в ее жизни это драка с одним парнем, назвавшим ее потаскухой, не имея на это никаких оснований. В общем, получил он сперва от нее, а потом от братьев. Действительно интересные события для Леи начнутся теперь…
Напившись, Хейворд вылил воды на голову, пригладил влажные волосы. Стало полегче, словно с водой он влил новые силы в себя. Осмотрел картину битвы. Залитые кровью слани на всех трех судах. Трупы - "их принесем в жертву Амитиль", - северяне, те, кто на ногах, и кто изранен, пораненные сдерживают рвущиеся из груди стоны, но не всегда это получается, - "работа для лекаря", - что еще тут? весла, оружие, мачта, девушка возле нее. На девушке взгляд задержался. Хейворд не знал, как у других, но у него почти всегда после пережитых опасных мгновений, мысли улетали куда-то в сторону плотских утех. В девушке что-то было... Что-то этакое. Она чем-то напоминала северянку, то ли свободной осанкой, то ли смелым взглядом. Но при этом с северянкой ее не спутаешь, и дело не во внешности, в самом поведении, в манерах. Ладно, потом с девушкой.
- Перебирайтесь сюда, на крайнюю галеру все, - приказал Хейворд.
Лея тем временем уже совсем заскучала и, скрестив руки на груди, оперлась спиной на мачту.
"Если что, парус, наверное, сумеем поставить, - подумал Хейворд, глядя на то, как изнуренные разбойники переползают на указанную им галеру. - Кое-как уйдем с этого берега".
Он подхватил с трудом и помощью одного из товарищей перелезающего через борт витязя с размозженным плечом и торчащим в ключице дротиком. Приобнял несчастного вокруг пояса, подставил плечо, аккуратненько помог опуститься на палубу. Тот, усевшись, кое-как прислонился к борту и прикрыл глаза. Принял наполненный водой шлем из рук одного из северян.
Хейворд раздумывал над дальнейшими действиями, и посему выходило, что надо с остатками людей под парусом возвращаться домой, набирать новую команду. Но возвращаться без добычи - очень не хотелось такого.
- Послушай, - Хейворд подошел к Лее, - а вот чего ты такая дерзкая? Ты, наверное, дочь старосты какого-нибудь? Или любимица помещика местного?
"Кстати, раз уж оказались тут - можно попробовать немножко пошалить, - подумал северянин, - пощипать барина. Хотя, если он толпу пейзан с дрекольем выставит, то как бы нас самих не пощипали".Лея была удивлена вопросом, можно подумать, что парировать угрозу - дерзость, тем более в такой обстановке. Девушка подняла голову и вперла свой взгляд в Хеборда.
- Да я смотрю ты сам не особо застенчив, - подметила она.
- Мой отец чертов авантюрист, а мать только песни петь умеет и то паршиво, - с какой-то кислой миной проговорила Лея.- Но когда за тобой потянутся человек двадцать парней, которые не слабей ваших, то уверенности прибавляется, - пояснила Лея, ехидно улыбнувшись.
- Я воин, а не рыбак, тем более на взводе после сечи. Мне робость не к лицу. А за тобой, бастардкой, значит, 20 парней потянутся? Это давно в Линде выблядков так уважать стали? - подзадорил Хейворд рыбачку.
- С тех пор, как они научились владеть оружием, - выдала Лея, вновь начав сверлить Хейворда взглядом.
Хейворд встретил взгляд с некоторой смесью снисхождения, иронии и уважения. Ну как смотрят люди на маленького щенка, который уже норовит показать себя сторожевым псом, облаивая и хватая за штаны гостей. Хотя во взгляде Хейворда было и еще кое-что. Что-то связанное с природой мужчины и женщины.
- А те 20 парней, которые за тобой потянутся, они, конечно, тоже все мастера оружия? - не без сарказма осведомился витязь.
- Нет, мастера дубин и аля удара в челюсть, - сообщила Лея. Она была не напряжена, так и стояла оперевшись спиной на мачту и вглядывалась в глаза Хейворда. Да, с непривычки это может напугать, но только не Лею, которая с детства непуганая и готовая дать отпор превосходящему противнику. И не важно, как сильно получит она сама, главное врезать, остальное не важно.
- Дубиной шлем не расколешь, - философски заметил Хейворд. - Тебя как звать?
- Значит так, Лея, у нас после этой зарубы очень мало людей стало. Если ты поможешь нам сыскать в твоей деревеньке пару десятков парней, которые согласятся отправится на поиски славы, уважения и богатства, оставив свою крестьянскую долю, я тебя щедро отблагодарю. Бронь и оружие мы им подарим, а остальное уж от них зависит. Если не поможешь - значит, не поможешь. Что скажешь?
- Ну, двадцать не будет, но с десяток найду, - сказала Лея. Ситуация ее устраивала, тем более половина деревни давно мечтает свалить из этой дыры. Да и люди тут в основном сильные.
- Прямо сейчас? - поинтересовалась рыбачка.
- Да, - просто ответил Хейворд. - Только дождемся лекаря.
- Только предупреждаю сразу, гениев у нас не водится, зато грубой силой решать дела они все мастера, - рассказывала Лея, уже подумавшая, кого отправлять. "Бенсон, Симпсон, Дерека, братьев Уил обязательно..." - мысленно перечисляла девушка.
- Главное, чтобы грести хоть как-нибудь умели, - успокоил девушку Хейворд.
Он внезапно осознал, что отличает Лею и от его землячек северянок, и от большинства местных девок. Северянка бы сама предложила Хейворду то, что предложил он Лее. Обычная линдская крестьянка, наоборот, даже на предложение Хейворда не смогла бы ответить согласием. С одними ты чувствуешь себя, как купец с купцом, а с другими - как пастух с овечками. А вот с Леей за пять минут почувствовал себя, как мужчина с женщиной. С одной стороны, очевидно твое превосходство, но, при этом, превосходство не само собой разумеещеся, его еще надо доказать.
- Ты сама приведешь людей, или сходить с тобой?
- Через час после моего ухода пятнадцать славных парней будут на этой галере, - отрезала Лея, закончив мысленный подсчет людей, которые согласились бы. Сомнений у нее не возникало, что те ребята согласятся, также не возникало сомнений, что деревенские парни справятся.
- Это рыбацкая деревня, они все грести умеют, - заверила Лея, улыбнувшись. Она любила, когда все складывается для нее положительно. Одна печаль - много друзей уплывут, зато Лея в плюсе останется.
Не был Хейворд уверен, что девка людей графа не приведет, вместо 15 добровольцев. И очень хотелось прилечь, отдохнуть, вместо того, чтобы идти куда-то. И хотелось продолжить общение с Леей тоже. И отдохнуть уж очень хотелось.
- Может быть, все-таки сходить с тобой? - предложил Хейворд еще раз. - Мечом дорогим препояшусь для пущей убедительности. Ну и на всякий случай, мало ли что...
- Куда ты в таком состоянии? К тому же побегу я быстро и не самыми простыми путями, ты не угонишься, - отмахнулась девушка.
- Ну иди уже тогда, - сказал Хейворд. - Не будем лекаря дожидаться. А за наградой вечером приходи, сейчас не до тебя будет. Как смеркаться начнет, раньше не управимся.
- Поняла, - протянула девушка, "отлипая" от столба и потягиваясь. Разбежавшись, она прыгнула в воду и поплыла к деревне.
На берегу уже горели костры, хотя вечерняя темень еще не легла на лесистые берега, еще только готовилась ночь вступить в свои права. Тени стали чуточку потемнее, да стволы деревьев выкрасились в серый цвет в ранних сумерках. Но на трофейные деньги купили в деревне корову, и на кострах жарилось свежее, парное мясо. После того, конечно, как предали Амили тела погибших. Своих - в доспехах и оружии, чужих - в одной одежде. Произнес Хейворд ритуальные слова, посвящающие трупы врагов в жертву Амитиль. Присовокупили к жертве часть доспехов и оружия.
Лея слово сдержала, 15 мускулистых, жилистых, как и положено крестьянам, парней влились в команду. Пожаренное мясо уплетали они за обе щеки, что порадовало Хейворда. Когда человек много ест, то значит, и работник, и воин хороший. Хотя, конечно, излишняя прожорливость тоже ни к чему.
Хейворд сидел чуть в отдалении от прочих воинов. Голова прошла, рука и плечо все еще побаливали, но это ерунда. Двое раненых уже померли, несмотря на все хлопоты деревенского травника. Остальные, вроде бы. должны выжить, хотя повоевать многие из них уже не смогут. Хейворд закурил трубку. Рубаху пропотевшую он снял, и по пояс голый, накинул поверх своего торса плащ, спасаясь от вечерней прохлады, но щеголяя зато мускулистым торсом.
"Сейчас баньку, - подумал Хейворд.
Но баньки не ожидалось еще так месяц. Хорошо хоть, в реке ополоснулся, пот с кровью смыл. Тут и Лея объявилась. Она стояла оперевшись спиной на дерево и скрестив руки на груди, как недавно стояла, оперевшись на мачту галеры.
- Ну как? Подходят ребята? - поинтересовалась девушка. Конечно, вопрос был реторический, сомнений в том, что они самое то, не возникало.
- Да ты присядь, в ногах правды нет, - заявил Хейворд - Ребята - крепки, как хороший ром. Телом. Как духом посмотрим. Все равно, спасибо тебе.
- Не благодари, - бросила Лея, присаживаясь на камень.
- Я это не просто так делала, - напомнила девушка. Невольно она засматривалась на фигуру Хейворда. Он, черт его возьми, был хорош, силен. Любая девушка бы пускала слюни, но Лея уже насмотрелась на своих не менее могучих братьев, так что подобный гипноз на нее действовал не так сильно, как на других, но все же.
- Так какова будет награда? - спросила Лея, подняв взгляд и посмотрев в глаза Хейворду.
Трофейных денег было немало, но и не покупку дворца их бы не хватило. При этом услуги лекаря, покупка целой коровы, - но это дело нужное, силы надо восстанавливать, - покупка кое-каких прочих продуктов в деревне, - опять дело нужно, нельзя все время на сале и сухарях, свежая пища необходима... В общем, Хейворд передал Лее небольшой, малость драненький мешочек, в котором находились 1 иль и 50 медяков.
- Вот и отлично, - повеселев заявила Лея, привязывая мешочек к поясу.
- Пересчитала бы, - заметил Хейворд. - Мало ли что там.
Он выпустил дым колечками, и, с воинской простотой, притянул Лею к себе, обняв рукой девичью талию и жадно впился в губы. Трубка как-то исчезла из его руки, упав в густую траву, и уже две руки обнимался рыбачку.
Ожидать этого было можно, но черта с два. Лея оттолкнула Хейворда.
- Не пойдет! Ишь чего удумал! - воскликнула она.
- Не знаю, как у вас на севере, а я не собираюсь с первым встречным, - заявила Лея, поджав губы.
- Мы встречаемся уже второй раз, - заявил северянин, повалив сидящую девушку на траву. Припав над ней, он продолжал искать ее губы, целуя, в ходе поиска щеки, шею, слегка заблудившись поцеловал ушко. Опираясь на одну руку, другой мягко погладил через тонкую ткань грудь Леи.А Лея крутила головой, толкалась, в общем, никак не хотела допустить того, к чему так стремился Хейворд.
- Ха-ха, какая большая разница, - огрызнулась рыбачка.
- Я могу и три раза, и четыре, - двусмысленно сказал ушкуйник, глядя Лее в глаза. Тут ведь на глаза надо ориентироваться, а не на слова. Насильничать рыбачку Хейворд и сам не хотел, но если дожидаться, пока девушка сама предложит - помрешь в невинности. Не отрывая взгляда от черных девичьих глаз, он аккуратно, с нежностью водил по бедру, поднимая длинную юбку, оголяя стройные ножки. Девочка-то, понятно, будет шипеть и возмущаться, но язык женский лжив, а очи говорят правду.
- Да хоть десять! - возражала Лея. - Где ухаживания, романтика, золотое кольцо? - рыбачка эта шутила в любой ситуации и сейчас не исключение.
- А мне еще нет восемнадцати! - придумала Лея. "Шевели мозгами, дура" - командовала она себе.
Что-то такое Хейворд высмотрел во взгляде рыбачки, что заставило его прекратить манипуляции с юбками. - Лея, силой брать я тебя не буду, - он пригладил ее слегка уже порастрепавшиеся волосы. - Но, думается мне, если уж я был бы тебе прям отвратителен, ты бы подняла шум на всю Амиль. Тут в 30 шагах 15 твоих земляков все-таки. Но ты ведь не зовешь их на помощь, верно?
Он мягко поцеловал губы Леи. Не агрессивно, не долгим поцелуем, а мягко, не впиваясь в них, не как нападение, сродни тарану враждебного судна, а как приглашение.
"Первый раз на траве с почти не знакомым парнем? Даже не знаю" - задумалась Лея, но на этот поцелуй, закрыв глаза, все же ответила.
- Нет, не хочу, чтобы мой первый раз был таким, - проговорила Лея, когда поцелуй кончился.
- А каким? На сеновале, лучше чем на берегу? Или со старым помещиком после свадьбы, пока молодой в бессильной злости напивается на завалинке дома?
- Я не знаю, - выдохнула Лея. Самое интересное, это не было ложью. В голову лез только один постоянный непрошибаемый аргумент: "По любви". Какая к черту любовь, в деревне осталось от силы человек семь парней, из которых пятеро были законченными идиотами, шестой был инвалидом, а седьмому вообще за семьдесят. Тут Лея подумала, что может взять пример с матери, переспать с этим верзилой, родить ему ребеночка и растить его в гордом одиночестве? Такие мысли начисто отбили у Леи какое-либо желание и она раз и навсегда решила, что секс у нее будет только тогда, когда у нее на пальце будет обручальное кольцо.
- Лея, я не буду соловьем заливаться, что люблб тебя с тех пор, как только увидел, целых полдня. Но я могу обещать, поклясться, да чтобы обрушился на меня гнев Нерис, что я обязательно постараюсь увидеть тебя, когда мы будем, возвращаясь, проходить мимо этого берега. Я, - Хейворд на секунду запнулся, - я подарю тебе такой подарок, какого не было никогда ни у одной девки из вашей деревни, какого никогда не было ни у одной дворянки вашего дурацкого графства. Тебе все будут завидовать, ты будешь чувствовать себя любимой и уважаемой женщиной этого удела. "Меня несет, как судно без руля при сильном ветре, - подумал Хейворд. Но остановиться не получилось, только вместо слов за него заговорили губы, руки, язык. Словно где-то внутри разгорелся костер, и он теперь выплескивал это пламя на Лею, чтобы самому не сгореть.
Обещания конечно были хороши, но был ли повод верить? Лея не была глупа, как большинство, даже не так... Конечно, она была не шибко умной, деревня же, но она была рассудительной. Он говорит как по бумажке и обещает горы лишь потому, что говорит в нем сейчас его "вторая голова". Самое обидное то, что осознавая всю лживость обещаний Хейворда, Лее все равно это нравилось, ее возбуждал огонь Хейворда, и сопротивляться этому было тяжело и очень. "До свидания разум, я собираюсь совершить мамину ошибку" - последняя здравая мысль Леи.
Хейворд, к его чести, не соврал. Наболтал он, конечно, чего и сам не хотел, но клятва, данная богам, дело серьезное. И на севере к таким клятвам относятся трепетно. Так что через месяц он снова свиделся с Леей. И действительно, принес ей дар, как обещал.
В момент приезда Хейворда, Лея рыбачила. С отъездом большей части парней деревни освободилось много лодок, так что жизнь была скучнее, чем раньше, но по сути ничего не изменилось. Изумлению Леи не было предела, когда она увидела на палубе галеры ее любовника, мало того, он не просто так приплыл, он еще и дар привез. Дар этот был хорош, о таком Лея могла лишь мечтать и действительно, такого не было ни у кого в деревне и даже дворяне не все могли похвастаться столь красивой и дорогой вещью. Это была сабля. Гномского производства, сделанная из каких-то красивых и прочных металлов, а на лезвии была гравировка с именем Леи. Что ж, все-таки рыбачка не зря предалась порыву в прошлом месяце.
Девок на берегу многие заводили. Своя девчонка ближе к телу, и всяко приятнее, чем с блудницами столичной пристани. Конечно, ушкуйники все же по реке ходили с опаской, времени и возможности навещать свою пассию всякий раз не всегда выкраивались. Но ничего особо нового в этом не было. Тот же Хейворд, надо сказать, навещал и помимо Леи двух девочек. Однако, спустя три-четыре месяца после знакомства с черноволосой рыбачкой, ему стало не очень приятно в гостях у них находиться. Так, забежал, присунул, куском бархата одарил - и быстрее обратно. А в "Каменном страже" его никто не ждал.
Они лежали на теплой, пригретой солнцепеком траве в прибрежном лесочке. Амиль была безмятежна, ласкова и поблескивала на солнце. Жизнь была хороша.
- Знаешь что, Лея, - заявил северянин, поглаживая розовый сосок своей пассии. - Я тут порешил взять тебя на абордаж. то есть ты можешь оказать сопротивление, но я сильнее тебя, и все равно ты будешь взята мной.
Рука, совершая круговые движения, радиус которых все расширялся, сначала по окружности ореола, потом всей груди, и вот уже он нежно проводит пальцами по пупку, и так опускалась рука все ниже, и губы его уткнулись в шею возлюбленной, покусывая ее, как кобели иногда покусывают аккуратно сучку перед спариванием.
- А я готова к безоговорочной капитуляции, - улыбнувшись ответила Лея, прикрыв глаза и вздохнув от удовольствия. Как же ей нравилось, когда Хейворд покусывал ее, это дико возбуждало. Жизнь Леи действительно оживала лишь в моменты близости Хейворда, и некоторое время назад Лея поняла, что она уже просто зависит от этого парня, что не может без него. Пришло осознание собственной никчемности и мысли о том, что она попала в мышеловку, соблазнившись сыром. Но теперь уж ничего не поделаешь, надо плыть по течению и уповать на то, что все будет так же, как сейчас.
- Ты не поняла, - Хейворд раздвинул ей бедра уверенной, но ласковой рукой. - Я гружу тебя на борт, и увожу в свой замок. Он провел по влажным, после недавнего соития, губам девушки.
- Ты моя радость, - добавил к только что сказанным им словам.
- Ох как? А знаешь, я согласна, - ответила Лея, не подумав, ибо думать было не о чем. Она только недавно рассуждала о том, что живет краткими моментами с Хейвордом.
- Когда уплываем?
- Ну у вас как принято, - немного смущенно спросил Хейворд. - Я же все-таки в жены тебя беру. К матери, наверное, надо прийти, посвататься. Как тут у вас заведено все это?
- Оно тебе надо? - умоляюще спросила Лея. - Просто уплыть и не возвращаться, - предложила девушка, улыбнувшись.
- А то потом придется постоянно сюда плавать, привозить ей всякое барахло, - объяснила Лея.
- Плавать необязательно, гонца можно прислать. Ну а под старость, и вовсе к себе можно будет взять. А ты разве не хотела бы о матери на старости лет позаботиться? Все ж таки, одинокой старухе тяжко будет управляться. Только если побираться пойти.
- Да черт с ней, не пропадет, - отмахнулась Лея. - От моей дорогой мамочки всегда одни проблемы. Сейчас еще прицепится, что разбойник и все такое. В итоге все равно сбегать придется, - рассуждала девушка.
- Я княжич, а не разбойник, - загордился Хейворд.
Он снова взялся ласкать юное тело своей суженой.
- Тебе и семье твоей великая честь оказана, между прочим. Княжество у нас, правда, на вроде твоего рыбачьего ялика, и днище подтекает, и весло треснуло, и уключины разболтаны. Но уже чем богаты, хоть и нищее, но княжество.
- И ты мне говоришь об этом только сейчас?! - в изумлении воскликнула Лея. Она была действительно шокирована известием о статусе жениха.
- А что мне, представляться на каждом шагу? - поинтересовался Хейворд. - Не хватало еще официальных претензий от Линда Северным землям. И так уж мы притча во языцех, князья-разбойники. Лея захихикала.
- Что ж, это конечно очень интересно, - сказала Лея, - но маму мою всеравно лучше тут оставим, хорошо?
- Лучше оставим на время разговоры, - заявил Хейворд.
Отплыли они в тот же день. Отвязной Лее было все равно, но Хейворд настоял все же на том, чтобы перед богиней рек и водоемов, перед покровительницей Амили и всех речников да мореплавателей они с Леей засвидетельствовали, что отныне - муж и жена. Будучи капитаном судна, он сам и исполнил обязанности жреца, может, кое-где и отступив от всех тонкостей ритуала, но со всей серьезностью и искренностью.
После свадьбы Лея быстренько сменила имидж, ибо шикарные одежды ей никогда не нравились. День прошел весело, а ночь еще лучше. Галера не спеша плыла на север.
Однако, тучи уже сгущались над новоявленной супружеской четой. Успешным трудом отец и сын существенно подняли благосостояние клана Ризенборгов, и Йорд, пока сын заключал браки со всякими встречными рыбачками, подыскал ему подходящую, с династической точки зрения невесту.
Когда Хейворд вернулся домой, то обоих Ризенборгов ждал неприятный сюрприз. Был страшный скандал.
Йорд заявил, что всякие там браки с рыбачками вообще не особо считаются, и могут быть отменены. Хейворд заявил, что он не будет клятвопреступником. Йорд сказал, что замарашка, - а он именно так повадился называть Лею, - может быть официальной наложницей, ничего страшного. Жена все поймет, тут брак явно не по любви, а ради высоких клановых интересов. Хейворд сказал, что он вообще-то любит Лею, и она не замарашка, и он думал, что отец, который сам любил всю жизнь свою жену, и так и не женился повторно, поймет сына, и вообще, Йорд далеко не старик, чего бы ему самому не жениться на предназначенной для Хейворда девушке? Ради клановых интересов. После этого Йорд вспылил, схватился за нож даже, немного успокоился, и в итоге лишил Хейворда всяческих наследных прав. Чуть ли не проклял, но удержался. Ограничился лишением наследия и изгнанием.
Лее было глубоко плевать на папашу мужа, да и лишение статуса Хейворда ее не волновало, она сама недавно узнала, что он княжич. "Легко пришло - легко ушло" - говорила он мужу. Вопрос у нее был только один: "Куда теперь?"
А теперь - снова через Громовые поля, к истокам Амили. Рекрутированные в родной деревеньке Леи, конечно, пошли с Хейвордом, в Ледяных горах они все равно были чужаками. И слеза на глазах Хейворда навернулись, когда идти с ним вызвались почти что все северяне с его команды. Они же с ним чуть ли не с 8 лет были вместе, чего же теперь разлучаться. И растроган был Хейворд, и счастлив. И даже семейные решились уйти с Хейвордом. Жен с собой взяли, на севере женщины наравне с мужчинами практически во всем, чего бы им в речном пиратстве отставать. Оружием не владеют, конечно, но и без того, есть чем заняться в долгом походе, дабы не быть обузой. А уже когда скрылся из виду "Каменный страж" изгоев нагнал Однорукий Арчи.
Он пояснил, что жена у него дура и не понимает, что нужно настоящему мужчине, а Хейворда после женитьбы без пригляда нельзя оставлять. И раньше-то нельзя было, а теперь у него вся кровь от мозгов ушла в хрен, а потому он совсем балда станет. Тепло обнял Хейворд Арчи, и все вместе несколько десятков мужчин и несколько женщин двинулись в путь, к жизни абсолютных, забубенных ушкуйников, не имея за собой никакого тыла, в виде замка в горах, но зато на лучшем судне на всей реке.
Лея была рада такому исходу, тем более в замке ей не понравилось. Атмосфера там гнетущая была. Неожиданностью стало лишь то, что численность команды не уменьшилась, а напротив, возрасла. А плавать по реке весело, глядишь и подраться придется, а это дело Лея любила. Она не могла расстаться со своим оружием. Сабля отца ей была дорога, как память, а сабля Хейворда, как подарок мужа. В итоге она стала учиться сражаться сразу двумя саблями, что без учителя довалось весьма не просто.
Как ни крути, но пришлось Хейворду идти к речному братству. Галера на Амели - уж слишком быстро примелькается. Раньше-то особо это Хейворда не волновало, хабар все равно отвозился в Ледяные горы. А как теперь? Вот и пришлось вливаться официально в ряды ушкуйников.
Отредактировано Хейворд (2012-08-27 16:26:18)